Архивация памяти

АРХИВАЦИЯ ПАМЯТИ

Память… Казалось бы, что может быть более ускользающим, обрастающим новыми подробностями или искаженным недостоверными фактами, чем память о прошлом?

Способы архивации бывают достаточно просты и безыскусны, и возможно, чем проще сам способ, тем правдивее стоящая за ним история.

Сундуки и саквояжи, чемоданы и чердаки, как много хранят они скрытых от публичного внимания свидетельств и предметов, рукописей и писем, документов, любовных признаний и страшных, полных драматизма историй и тайн. Не случайно эти предметы так тщательно сберегаются, и им отводится специальная роль, как в литературных произведениях, так и в антураже обыденной жизни.

Зачастую страницы этой жизни, представленные в исторической ретроспекции, по- настоящему безрадостны и бесцветны, порой трагичны и хмуры. Переезды, смены мест обитания , ожидания ареста, ссылки, командировки, овладевающая человеком тяга к путешествиям и перемене мест – вот они простые и подлинные истории.

«Железный занавес», закрытость страны от внешнего мира долгие годы способствовали возникновению того угрюмого ландшафта в котором искали и находили свое место диссиденствующие души, неприкаянные, маленькие, но сильные духом люди, непобедимые и незащищенные от маховика системы тоталитаризма.

Жутковато описание экипажа Коробочки у Владимира Набокова в «Лекциях по русской литературе», где с печеньем соседствуют бумаги для мертвых душ, сколько  страхов и тайн хранят забытые коробки и ящики, трудно предположить, что может ждать читателя и зрителя, который не боится заглянуть в их нутро:

«Экипаж Коробочки – это и его округлый дорожный баул. Внешность и внутреннее устройство коляски описаны с той же дьявольской дотошностью, что и внутренности шкатулки. Вытянутые в длину подушки – это «длинные отделения» в ящичке; …бумагу для записи приобретенных мертвых душ жутковато символизирует крепостной в петрушке, а потайное отделение шкатулки, то есть сердце Чичикова, - сама Коробочка».

Как далеко ушли мы от этих дней, становится ли понятным подлинная роль маленьких смельчаков на грани безумства, скоморохов или шутов, которые пытались всегда сохранить правду жизни и бороться за свое маленькое, но честное «Я», не пряча свое сердце в потайной ящик.

По-прежнему тема маленького человека остается для художников одной из главных, ведь они и есть те самые «маленькие» люди, и своим каждодневным трудом утверждают право на независимость мысли, самостоятельность, свободу.

Свобода лежит на грани непризнания, нищеты, материальных трудностей и лишений, что не влияет на состояние души и истинные ценности таких людей. Как легко можно уместить свой нехитрый скарб в чемодан, а он может окажется и вовсе не пригодиться в будущем. Потому что подлинная ценность не в нем, он лишь напоминание о бренности, а подлинность творится ежечасно самим образом жизни, поведением, деланием того, что подчас и вовсе кажется всем неважным.

Возможно, этот скарб или груз – провокация к необходимости высказаться, поделиться. «И тут, как говорится, нахлынули воспоминания. Наверное, они таились в складках этого убого тряпья. И теперь рвались наружу. Воспоминания, которые следовало бы назвать «от Маркса к Бродскому». Или, допустим, - «что я нажил». Или, скажем, просто – «Чемодан» (Сергей Довлатов «Чемодан»).

Оказалось, что   тема «Архивации» - одна из центральных в размышлениях художников о жизни, их собственной и их героев. В нее вовлечены художники независимо от возрастных границ.

Так, Петр Перевезенцев и Сергей Якунин, погрузившиеся спустя  десятилетия в подлинную обэриутскую жизнь, все время раскрывают новые знания и ценности того круга художников, поэтов и философов, доступным им языком художественных высказываний, в виде книг художника, сложных своими аллюзиями объектах.

Художники размышляют о содержании творчества и его сути.

Так, П. Перевезенцев пишет:

ДОЛГИЙ ЯЩИК.

Сыграем? Хармсовский герой везёт мёртвую (заглавную!) Старуху в огромном чемодане. А через год Яков Друскин, спасая рукописи Хармса, вывезет из его опустевшего (мёртвого…) дома маленький чемоданчик. Чтобы не прикасаться к нему четверть века - в безумной надежде вернуть архив (живому!) автору.

Чемоданы, коробки, сундуки, ящики. Тело писаного слова покоится, хранится, хоронится в них. Слово не умирает. Замурованное, запертое, припрятанное, оно в свой час выходит на свет Божий. Иногда, прижившись в своём ящике, оно срастается с ним в единое целое. Принимает иную форму, не меняя сути. Подвергается переводу на другой язык. Запер в ящик страницу стихотворного текста, а глядишь --- вместо него --- уже табличка с живописным изображением. Или коробочка, в которой трамвайный билет и осколок бутылочного стекла. Не в этих ли алхимических трансмутациях текста--- суть искусства? Не того ли ради мы сколачиваем, клеим, волочём со свалок и пепелищ все эти ящики, короба и чемоданы? В них будут ждать своего часа смыслы, знаки, слова.

У вас найдётся свой ключ к каждому из наших ящиков».

Художник Николай Наседкин также пытается рассказать своему зрителю историю простого человека, его история заключена в альбоме – чемодане и скрывает реалии 70-х г.г. прошлого века, которые он наблюдал и в которых участвовал, будучи санитаром в одной из психбольниц г. Ленинграда:

«В 1976 году около полугода я работал санитаром 8-го отделения (самого тяжелого, «буйного», отделения) в Психоневрологическом интернате (ПНИ № 1) города Ленинграда и делал натурные зарисовки обитателей этого «Дома». Это было запрещено, и вскоре на меня поступил донос о том, что я делаю портреты больных и «искажаю советскую действительность». Я был вынужден уйти из этого учреждения…

История, которую я рассказываю, это история обычного человека в условиях современной ему социальной действительности. Жизнь в городской среде и за ее пределами, в состоянии изгоя, выжитого из своей социальной среды».

В коротких сюжетах-эссе раскрывается жизнь и время поколения 1970-х гг., целая эпоха, в которой мы жили. Темы, затронутые в рассказе, актуальны и сейчас».

События недавнего времени, связанные с монтажом и немедленно последовавшим за ним демонтажем «сундука Луи Вьютона» на Красной площади в Москве вполне трагикомичны, учитывая, что там уже давно возведен аналогичный сундук-мавзолей, изображение которого мы находим у Виктора Лукина. Виктор Лукин предлагает вниманию объект под названием «Доброе утро, страна», в котором форма узнаваемого всеми зиккурата обретает место подушки в изголовье солдатской кровати. А вербальное высказывание в полноте обсценной лексики, вымарывается и убирается на дно человеческой памяти – так как нет нынче таковой по закону.

«Река памяти» в объекте Андрей Красулина представлена сеткой, в ячейках которой прячутся различные документы – листочки – «узелки» памяти. Простота и бесхитростность образа, подвижный характер которого создан с помощью пластически гибкого металла, - не является ли он это еще одной аллюзией гибкости нашей памяти и бесконечности уносимого ею потока событий, прибиваемых волнами для изучения лишь заинтересованному зрителю.

Таковы отдельные штрихи – зарисовки к Памяти, которая волнует и тревожит всех нас.